Марсианка Подкейн - Страница 18

Как я уже говорила, Па – романтик и ему показалось, что будет здорово снабдить девочку таким сильным покровителем. Я не романтична и не суеверна, но мне нравится носить имя, принадлежащее только мне и никому другому. Лучше быть Подди Фрайз, чем одной из сонмища Элизабет, Дороти или еще каких-нибудь.

Но миссис Роуйер все это явно ставило в тупик, так что мы вскоре сменили тему. С высот своего опыта «старого космического волка», основанного на единственном перелете с Земли на Марс, она поведала мне много всякого о кораблях и космических полетах. В большинстве своем ее суждения и рядом не лежали с истиной, но я слушала и не перебивала. Она представила меня кое-кому из пассажиров и выложила массу сплетен о них, об офицерах корабля etc. Между делом она ознакомила меня со своими хворями, болячками и симптомами, поведала какая важная шишка ее сын и какой важной шишкой был ее покойный муж, пообещала познакомить с достойными Людьми, когда прибудем на Землю.

– Может быть, у вас на Марсе этому не придают особого значения, но в Нью-Йорке УЖАСНО ВАЖНО ПРАВИЛЬНО НАЧАТЬ.

Я определила ее для себя как глупую, но безвредную болтушку.

Однако очень скоро я обнаружила, что не могу от нее отделаться. Когда я шла через холл в рубку, она ловила меня, и я не могла удрать, не прибегая к прямой грубости или явной лжи.

Вскоре она начала использовать меня как девочку на побегушках. «Подкейн, дорогая, не могла бы ты сходить ко мне в каюту за лиловой шалью. Она, кажется, на кровати… или в шкафу. Что-то меня знобит» или «Подди, детка, я звонила-звонила, а стюардесса словно оглохла. Принеси мне книгу и вязанье, ладно. А заодно – чашечку чая из буфетной».

Ну ладно, я здоровая, а у нее, может, трещат коленки.

Но это продолжалось бесконечно… а чуть погодя, вдобавок к этому, я сделалась и сиделкой при ней. Сначала она попросила почитать ей на сон грядущий. «Такая ужасная мигрень, а твой голос, лапочка, так успокаивает».

Целый час я читала, еще час растирала ей виски и затылок. Конечно, человек время от времени должен для тренировки оказывать другим мелкие услуги. У мамы, когда она переработает, бывают жуткие головные боли, и массаж хорошо помогает.

В этот раз ей вздумалось заплатить мне. Я отказалась.

Она настаивала.

– Ну-ну, детка, не спорь с тетей Флосси.

– Нет, миссис Роуйер. Лучше передайте эти деньги в Фонд инвалидов космоса. А я не могу их взять.

Она сказала «фи» и «ерунда», при этом попыталась всунуть их мне в карман. Я выскользнула и пошла спать.

За завтраком я ее не видела – ей подают в каюту. Однако еще до полудня стюардесса сообщила, что миссис Роуйер хочет меня видеть и ждет у себя. Это было совсем не ко времени: мистер Суваннавонг сказал, что если я зайду в рубку часам к десяти, то увижу весь процесс коррекции траектории и он объяснит мне все стадии. Если бы она убила более пяти минут моего времени, я бы опоздала.

Все же я заглянула к ней. Она была, как и всегда, приветлива.

– А вот и ты, дорогая! Я так долго тебя ждала. Эта дура стюардесса… Подди, милочка, вчера ты прямо чудо сотворила… а сегодня у меня буквально отнялась спина. Ты представить себе не можешь, как это ужасно! Вот если бы ты, по своей ангельской доброте, чуть-чуть помассировала меня… ну с полчасика, я бы воспрянула. По-моему, массажный крем вон там, на туалетном столике… Помоги мне, пожалуйста, снять халат.

– Миссис Роуйер…

– Да, душечка? Крем вон в том толстом розовом тюбике. Нужно всего…

– Миссис Роуйер, я не могу. Я опаздываю.

– Как так, дорогая? Ой, все это глупости, пусть подождут. На этом корабле ничего не делается вовремя. Тебе, наверное, лучше нагреть ладони перед…

– Миссис Роуйер, я не буду этого делать. Если у вас болит позвоночник, я и дотрагиваться до него не должна, можно покалечить. Если хотите, я попрошу врача зайти к вам.

Она резко сменила тон.

– Ты хочешь сказать, что не желаешь этого делать?

– Можно сказать и так. Позвать вам врача?

– Ах ты гадкая… УБИРАЙСЯ ВОН!

Я убралась.

На следующее утро я встретила ее в коридоре. Она глянула сквозь меня, я тоже промолчала. Шла она ровно – видно, спине полегчало. В тот день мы встречались еще дважды, и оба раза она меня в упор не видела.

Утром следующего дня я торчала в холле у визора – изучала учебную пленку мистера Клэнси о сближении и стыковке с помощью радара. Визор стоит в углу, за рядом искусственных пальм и меня, наверное, совершенно не было видно. А может, им было наплевать.

Я прервалась, чтобы отдохнули глаза и уши, и услышала голос миссис Гарсиа. Она разговаривала с миссис Роуйер.

– …что мне там совсем не нравится, так это промышленность. Почему бы не оставить Марс естественным и прекрасным?

– Чего же от них ожидать? Это жуткие люди!

Официальный язык корабля – орто, но многие пассажиры беседуют по-английски и часто с таким видом, будто никто не способен их понять. Эти даже не понижали голоса. Я прислушалась.

М– с ГАРСИА: Именно это я говорила миссис Римски. Они же все преступники.

М– с РОУЙЕР: Если не хуже. Вы заметили эту маленькую марсианку? Племянницу, как они говорят, этого огромного черного дикаря?

Я сосчитала от десяти до нуля на древнемарсианском и напомнила себе, чем карается убийство. Я не против, когда меня называют марсианкой. Они же ни черта не знали о Марсе, и уж, во всяком случае, это не походило на оскорбление. Марсиане имели высокую культуру задолго до того, как люди поднялись с четверенек. Но «черный дикарь»! Дядя Том такой же смуглый, как я светлая. Маорийская кровь плюс марсианский загар сделали его кожу похожей на хорошо выделанное седло.