Марсианка Подкейн - Страница 32

Я онемела и только улыбалась направо и налево. Правда, у меня еще хватило мозгов не вскочить вместе со всеми. Тут Декстер хватил свой бокал об пол, и все последовали его примеру, а я чувствовала себя как Озма, когда она снова стала Озмой, и ежесекундно напоминала себе о гриме.

Чуть позже, когда мне все-таки удалось заглотнуть желудок на его природное место, и когда перестали дрожать коленки, мы с Декстером снова танцевали. Он сказочно танцует, ведет даму твердо и уверенно, но не превращает танец в схватку на татами.

– Декстер… – сказала я ему посреди медленного вальса, – признайтесь, ведь вы нарочно пролили свою содовую.

– Признаюсь… А как вы догадались?

– Но у меня же и в самом деле голубое платье и серебристые туфли. Таких совпадений не бывает.

– Сдаюсь, – ухмыльнулся он, ничуть не смутившись. – Сперва я поехал в ваш отель, а там битых полчаса копались, прежде чем выяснили, куда и с кем вы поехали. Я был буквально вне себя: ведь папа велел непременно вас отыскать. Но я все-таки нашел.

Я попробовала все это на вкус и мне не понравилось.

– Значит, вы взялись меня развлекать потому, что так велел мистер Куна. И потому, что я племянница Томаса Фрайза.

– Ну что вы, Подди…

– Расклад выходит именно такой, припомните-ка…

– Нет, Подди. Папа никогда не стал бы поручать мне ничего такого. Вот если бы вы были у нас в гостях, так сказать, официально, и сидели бы за столом слева от меня, тогда – другое дело. Он просто показал мне вашу фотографию и спросил, найдется ли у меня время. Я решил, что найдется. Теперь я вижу, что фотография была плохая, да и чего еще ожидать от слуг в «Тангейзере».

(Я решила при случае избавиться от Марии и Марии: должна же быть у девушки личная жизнь.)

Хотя, честно признаться, все сложилось не так уж плохо.

– А когда я все-таки нашел вас, – продолжал он, – вы оказались просто ослепительны, никакого сходства с фотографией. Я оробел и не знал, как к вам подступиться. Вот тогда мне и пришла в голову идея спровоцировать аварию. Признаюсь, я долго стоял позади, прислонив этот несчастный стакан чуть ли не к самому вашему локтю; из содовой все пузырьки вышли. А когда вы все-таки шевельнулись, то толкнули стакан так слабо, что мне пришлось самому себя окатить, чтобы создать достаточный повод для извинений.

Тут он улыбнулся самым обезоруживающим образом.

– С вами все ясно, – сказала я. – Однако вы напрасно ругаете фотографию. Это не настоящее мое лицо.

Я рассказала, что со мною сотворила Герди.

Он пожал плечами.

– Тогда я не оставляю надежду, что когда-нибудь вы умоетесь, и я увижу настоящую Подди. Держу пари, я ее узнаю. Кстати, если уж пошло начистоту, авария эта была сфабрикована лишь наполовину.

– Как это так?

– Меня назвали Декстером ["Декстер" по-английски означает «правый»] в честь деда по материнской линии, а потом обнаружили, что я левша. Оставалось два выхода: или назвать меня Синистером, а это не слишком благозвучно, или переучить меня на правшу. Остановились на втором варианте, и в результате я стал самым неуклюжим человеком на всех трех планетах. – Все это он заливал, выписывая со мною изящные восьмерки вальса. – Я всегда что-нибудь проливаю или опрокидываю. Меня очень легко найти по звону бьющегося стекла. Пожалуй, самым трудным для меня было не пролить содовую до нужного момента.

– Он опять улыбнулся во все лицо. – Я горжусь, что мне это удалось. А когда меня переделывали в правшу, возник один неожиданный эффект: я стал мятежником в душе. Вы, я думаю, такая же.

– Э-э… Возможно.

– А я – наверняка. Все ждут от меня, что со временем я стану Председателем Правления Корпорации, как отец и дед. Как бы не так! Я решил работать в дальнем космосе.

– Ой! И я тоже!

Мы бросили вальсировать и разговорились о космосе и космонавтах. Оказалось, что Декстер собирается стать капитаном исследовательского корабля, как и я. Конечно, я не стала болтать, что мечу в капитаны: не следует говорить мужчинам, тем более – открытым текстом, будто вы способны на то же, что и они. Декстер собирается поступить в Кембридж, изучить там парамагнетику и дэвисову механику, чтобы быть готовым к тому моменту, когда построят первые межзвездные корабли.

Скорее бы!

– Возможно, мы попадем в один экипаж. Женщины в космосе тоже нужны, – сказал он, а я молча кивнула. – Но бог с ним, с космосом. Лучше поговорим о вас, Подди. Меня очаровала вовсе не ваша внешность…

– А что же? – я почувствовала легкое разочарование.

– Я знаю, вы всю жизнь провели в Марсополисе. А я побывал везде, где возможно. Я учился в школе на Земле, совершил там кругосветное путешествие, и на Луне побывал, и по всей Венере поездил. Бывал я и у вас на Марсе, вы тогда были совсем еще маленькой. Хотел бы я тогда вас встретить.

– Спасибо… – промямлила я, чувствуя себя бедной родственницей.

– Я хорошо понимаю, что Венусбург – городишко типа «боже упаси», и какой шок он вызывает с непривычки, особенно у тех, кто воспитывался в сдержанном и цивилизованном Марсополисе. Конечно, я люблю свой город, но хорошо знаю, чего он стоит, – мне есть с чем сравнивать. Так вот, Подди, меня совершенно восхитил ваш апломб.

– Апломб? У меня?

– Точнее, изумительная и совершенная светскость в новых условиях, Мистер Фрайз побывал везде, да и Герди, я полагаю, тоже много путешествовала. Большинство женщин, впервые оказавшись в нашем злачном Венусбурге, ведут себя просто устрашающе, буквально сходят с ума. А вы держитесь, словно наследная принцесса. Одно слово – светскость.

(Он меня просто очаровал! Честное слово. Когда много лет подряд слышишь, что у тебя, мол, «нос не дорос», и вдруг тебе говорят такое… словом, с женщиной при этом что-то происходит. Я даже не заподозрила, что он говорит это всем девушкам подряд. Я просто не хотела об этом думать.)